Добрый день!
Поделитесь своей новостью и мы с радостью
опубликуем ее!
Авторизация
Чтобы писать комментарии, вы должны залогиниться.
Зайдите через любую из соцсетей, которой вы
пользуетесь.
 
-->
Отправка сообщения об ошибке

История одной фотографии: фонарь на крыльце Вятского театра

19 апреля 2015
1250
История одной фотографии: фонарь на крыльце Вятского театра
Источник фото: -

На снимке начала 20 века труппа Вятского городского театра. Актеры в ярких костюмах, вероятно, что артисты заняты в разных постановках.

 Нашла удивительные воспоминания Софьи Заруской, бывшей сотрудницы библиотеки им. Герцена, о Вятке и городском театре. Традиционно текст оставляю авторский и только сопровождаю его фотографиями.

«Никто из нас, жителей Вятки, не считал это оригинальное здание времён деревянного зодчества невзрачным, изношенным и даже бедным.

Мы жили его душой – спектаклями, то есть представлением, как сказал бы зритель XIX в.

Нечего и говорить о нас, детях. Для нас это был волшебный дворец. Детских спектаклей в ту пору не было. И с 12–13 лет мы ходили на взрослые спектакли.

Я помню даже одну афишу, объявлявшую репертуар на неделю, она висела на улице Карла Маркса недалеко от музея искусства и старины. Там назывались такие спектакли: «Огненный мост», «Ненависть», «Горе от ума», «Чёрное пламя», «Эсмеральда».

Из них теперь идёт на театре лишь «Горе от ума». «Огненный мост» – в связи с юбилеем автора Ромашова. Театр стоял на улице Коммуны в один ряд с остальными зданиями. Через дорогу от него был уютный, но запущенный берёзовый сквер. Там и сям стояло несколько скамеечек-лавочек. Как ни странно, сквер окружала железная некрашеная решётка с входом с двух сторон: один – со стороны театра, другой – со стороны музея. В те времена сквер находился ближе к музею. Через скверик нечасто проходили, предпочитая обойти его.

В летний зной там было приятно посидеть, отдохнуть и идти дальше, а летними белыми ночами хорошо было в глубокой тишине смотреть на деревянный фронтон нашего волшебного театра. Он ярко чернел на фоне прозрачного сумрака. А вокруг – тишина засыпающего города. Театр был виден в пору листопада на всём протяжении улицы Карла Маркса. Перед входом был навес, который опирался на четыре колонны. По вечерам в дни представлений над крыльцом горела яркая лампа. Её свет призывно сверкал издали во мгле сырых и морозных вечеров всякому идущему на спектакль.

История одной фотографии: фонарь на крыльце Вятского театра

Из небольшого тамбура входишь в вестибюль с двумя круглыми горячими голландками, обитыми чёрными листами железа. Справа – окошечко администратора. Сюда обращались за контрамарками. Прямо – запасной выход из зрительного зала. Налево – коридор, ведущий в раздевальни бельэтажа, партера и вверху – амфитеатра и галереи. Вход в зал – из фойе партера и из раздевальни к местам у лож. Уютные шесть диванчиков пунцового цвета. Отсюда лучше всего смотреть на сцену, так как места у лож были на небольшом возвышении. Зрительный зал высок, потолок куполообразен. Под ним – большая люстра.Вдоль барьеров лож бельэтажа и галереи, амфитеатра – лампочки в матовых абажурах. В партере у сцены – литерные ложи бенуара, среди них справа – директорская ложа. Занавес защитного цвета раздвигается в стороны. Иногда к сцене приставляется лесенка. Это в тех спектаклях, где действующие лица играют и в зрительном зале.

Например, в спектакле «Пётр III и Екатерина II» или в «Актёрке Жемчуговой», где граф Шереметев проводит императрицу со сцены через зрительный зал, который изображал часть Останкинского дворца.

В спектакле «Без вины виноватые» губернатор с супругой проходили в свою ложу перед началом спектакля через зрительный зал из фойе к авансцене, перед ожидающей его прохода публикой, которая вслед за ним занимала свои места в креслах.

История одной фотографии: фонарь на крыльце Вятского театра

Для императрицы через партер постилали дорожку. Эти спектакли 1929 г. (режиссёр Ю. В. Юренев) можно описать лишь в общих чертах, так как я видела их по одному разу. Денег на билеты было мало, а зайцем пройти трудно. Он же ставил «Горе от ума». Позднее спектакль по этой пьесе Грибоедова в постановке главного режиссёра К. С. Степанова-Колосова я видела десять раз в один сезон. Например, смотрела спектакль вечером, а на завтра утренник – я снова в театре, и если вечером идёт – снова смотрю и т. д.

То же было и с пьесой Афиногенова «Страх».

Что же так неудержимо привлекало в этих спектаклях? Конечно, необходимая для тех лет постановка с различными стильными ширмочками в комнатах Софьи, бальным залом, невиданными нами костюмами первой половины XIX века и очень одарёнными актёрами, которых, правда, было немного: Чацкий – Юрий Васильевич Юренев (1929) и Серапион Владимирович Горин (с 1931–1932), режиссёр Степанов-Колосов; Александра Яковлевна Садовская (1929–1930), режиссёр Ю. В. Юренев – леди Мильфорд «Коварство и любовь» Шиллера, «На всякого мудрена до вольно простоты» Островского, «Без вины виноватые» – Кручинина, «Осенние скрипки», «Бешеные деньги» Островского – Лидия.

А в пьесе «На всякого мудреца довольно простоты» А. Я. Садовская играла Мамаеву. Изабелла Александровна Калантар (с 1931–1932) – Клару в спектакле «Страх» Афиногенова. Эту роль И. А. играла настолько блестяще, что ездила с нею на гастроли в г. Смоленск во время сезона Королева. Играла и в других спектаклях: в пьесе «Мария Тюдор» Виктора Гюго, Василиса – «На дне» Горького, Глафира – «Волки и овцы» Остров­ского, Юлия Тугина – «Последняя жертва» Островского, Натали Пушкина – в пьесе «Смерть поэта».

Аркадий Никанонович Аркадьев (с 1932–1933): Отелло – «Отелло», реж. Степанов-Колосов, Тетерев – «Мещане» Горького, Николай I – «Смерть поэта», Дульчин – «Последняя жертва» Островского, Раввин – «Уриэль Акоста» Гуцкова, Сухово-Кобылин «Дело о душах».

Николай Григорьевич Старцев сезона 1930/1931, 1931/1932 гг.: профессор Бородин – «Страх» Афиногенова, Фамусов – «Горе от ума» Грибоедова, Вурле – «Коварство и любовь» Шиллера, муж – «Осенние скрипки», Дудукин – «Без вины виноватые», Флор Феду-лыч – «Последняя жертва» Островского. Н. Г. Старцев был, кроме того, талантливый художник. Он нарисовал для театра портрет Сталина и портрет М. Горького (в карандаше).

Юрий Васильевич Юренев – главный режиссёр и актёр сезонов 1929/1930, 1930/1931 гг.: Чацкий – «Горе от ума», деловой человек – «Деловой человек», монах Клод Фроло – «Эсмеральда» В. Гюго, сын – «Огненный мост», муж – «Ненависть», Глумов – «На всякого мудреца довольно простоты», Телятев – «Бешеные деньги».

Марья Львовна Лаппо-Данилевская играла роли пожилых героинь, например, Галчиху – «Без вины виноватые». Это была культурная и образованная дама. Любила музыку, ходила на концерты вокалистов и инструменталистов.

Некоторые труппы устраивали среди сезона капустники. В те годы в театрах не было трупп постоянного состава. Они менялись ежегодно целиком или на две трети. Особенно это касалось ведущего состава труппы. Главный режиссёр работал по два года и более. Он ездил весной в Москву на актёрскую биржу и набирал труппу.

Я присутствовала на капустнике и в сезоне 1931/1932 гг. при главном режиссёре К. Ф. Степанове-Колосове. Капустник – своеобразный концерт труппы драматического театра. Сюда входят вокальные, инструментальные, танцевальные номера, юмор. И всё это из тех видов искусства, которые не относятся к драматическому искусству непосредственно: довольно полный артист труппы Ляскар надел женское концертное платье чёрного шелка с широким декольте и открытыми руками, чёрные шелковые чулки, чёрные туфли. Сделал себе высокую женскую причёску. Он грациозно двигался по сцене. Подойдя к фортепиано, поклонился, сказал что-то аккомпаниатору и объявил старинный романс. Зазвучало приятное женское сопрано. Выступление имело шумный успех. В зале были вынесены все кресла. Публика слушала, стоя.

История одной фотографии: фонарь на крыльце Вятского театра

Артист Серапион Владимирович Горин не переодевался, но спел несколько мелодичных эстрадных песен тех лет под аккомпанемент фортепиано. Например: «Это было у моря, где волна бирюзова, где встречается редко городской экипаж…»

На сцене исполнялись также и акробатические номера. А в фойе Константин Степанов-Колосов отплясывал мазурку с актрисой Антониной Ивановной Чумак. Было очень интересно, весело, уютно.

Я в те годы очень любила театр, постоянно бывала на спектаклях, так как они очень много давали для воспитания вкуса, знакомства с драматургией. Дружила с актрисами Антониной Ивановной Чумак и Изабеллой Александровной Калантар. Мы переписывались с ней, когда она была на гастролях в Смоленске. В письмах она сетовала на местную (вятскую) молодёжь, которая работала в театре во вспомогательном составе (стажистами), что они не работают над собой, не овладевают техникой актёрского мастерства, но берут от театра лишь плохое – курят, красятся на улице, делают маникюр, носят чемоданчики. Несмотря на большую свою известность и богатый талант, это была простая добрая женщина. В Москве она погибла во время войны в бомбёжку от осколка. Это мне написала лет пять назад из Ленинградского Дома ветеранов сцены одна пожилая актриса нашего театра – Дембицкая.

А в Вятке И. А. Калантар постигло большое несчастье. Её муж Серапион Владимирович Горин уже несколько лет болел чахоткой (туберкулёзом). Как известно, таким больным не рекомендуется менять климат. А к тому же его постоянным местом жительства был Ленинград. В конце зимы 1931/1932 гг. произошло осложнение процесса. Серапион Владимирович лежал в постели, часто кровохаркал. Но, несмотря на большую загруженность, Изабелла Александровна ухаживала за ним. Жили они на частной кварти­ре (улица Володарского – между Энгельса и Степана Халтурина). Хозяйки постоянно предлагали переехать из-за боязни заразиться. И вот во время летних спектаклей в сезоне 1932 г. вечером у С. В. Горина пошла горлом кровь. Изабелла Александровна в этот вечер играла в летнем театре «Аполло». Во время спектакля из дома прислали сказать И. А. о несчастии. Это узнал тогдашний директор театра Г. К. Лери. Он сам встал у двери артистической уборной И. А. Калантар и в антрактах, и во время действия никого не пускал к ней. Только когда занавес опустили в последний раз, И. А. Калантар узнала, что случилось без неё дома. Не снимая грима и костюма, она бросилась через ворота сада вверх по улице Володарского к своему дому; хорошо ещё, что она играла в современной пьесе зарубежного автора и её костюм не привлекал внимания. Бежать ей нужно было три квартала. Была белая июньская ночь… Она застала Серапиона Владимировича в живых. Его поместили в тубдиспансер, где он пролежал до августа. Когда он окреп, его отправили в Ленинград. Зимой пришло известие о его кончине. Ему было 35 лет.

В середине 20-х годов в нашем театре играл знаменитый ленинградский актёр В. В. Максимов. Он приехал на гастроли, во время которых исполнил роль Незнамова в спектакле «Без вины виноватые» Островского. Помню, как он, уже немолодой, засунув руки в карманы брюк, небритый, в косоворотке и высоких сапогах разглядывал висящую афишу, слегка раскачиваясь и что-то напевая. Невдалеке стояла Кручинина. Играли в сценах. Не помню, чтобы спектакль шёл целиком.

История одной фотографии: фонарь на крыльце Вятского театра

Одно время при театре были организованы курсы по производственному обучению для вспомогательного состава, то есть местной молодёжи, чтобы она умела держать себя на смене и кое-что знала из теории драматического искусства и практики грима.

Читали актёры ведущего состава. К. Ф. Степанов-Колосов читал мимо-драму, А. Н. Аркадьев читал грим. Дикцию читал незнакомый мне актёр. По моей просьбе мне разрешили посещать курсы. В те годы театральные декорации часто уже не являлись павильонами, а представляли собой так называемые конструкции. Это сложные, часто очень высокие сооружения из досок, реек, полотен. По ним во время действия должны были двигаться актёры, часто немолодые. Были там площадки, лестницы, часто весьма крупные. Все движения, конечно, производились по указанию режиссёра.

А режиссёры не только фантазировали сами, но и копировали постановки столичных театров. То есть именно то, что возможно было применить к нашей небольшой сцене с вращающимся по середине кругом. Между кругом и полом сцены была щель. Это представляло опасность для ног актера. Так, у примадонны Нины Муратовой попала в эту щель при вращении круга ступня. Она после этого некоторое время лежала в постели. Конструкции применялись не только в современных пьесах, но и в классике.

История одной фотографии: фонарь на крыльце Вятского театра

Я помню, как на высоте полутора метров, на мосту произносил свой монолог Отелло (А. Н. Аркадьев): «Прощайте вы, пернатые войска, и гром трубы и грохот барабана…» А в последнем акте, задушив Дездемону, он вонзил себе кинжал и эффектно с поворотами летел на сцену, скатываясь по нескольким ступеням вниз головой. Всё это – дань моде.

Особенно бросались в глаза конструкции в первом спектакле Степанова-Колосова «Светите, звёзды» (сезон 1931/1932 гг.) Тогда актёры и сам Степанов-Колосов то и дело сновали по широким сходням, заканчивающимся мостками. Это, скорее, было похоже на строительные леса. В «Коварстве и любви» – тоже конструкции.

А. Н. Островский больше шёл в павильонах по старинке. Но вот «Лес» не избежал новшества. Молодой Пётр качался на качелях со своей невестой, наигрывая на гармони «Кирпичики».

Хочется выделить необыкновенно талантливую, уже тогда немолодую актрису Любовь Ивановну Огинскую (Иловайскую). Она играла в сезон 1932/1933 гг. вместе с А. Н. Аркадьевым. Жила недалеко от театра, на улице Коммуны, между Карла Либкнехта и Дерендяева. А. Н. Аркадьев жил на углу Коммуны и Октябрьской улицы в частном одноэтажном бревенчатом доме – снимал комнату. К сожалению, этот весьма одарённый артист был подвержен алкоголю. Несмотря на это, он не сорвал ни одного спектакля. На работе всегда был в форме. Но к концу сезона сильно подорвал нервную систему и находился некоторое время в психолечебнице на ул. Коммуны, напротив областной больницы. Работал физически на свежем воздухе. К концу сезона поправился и уехал с труппой на гастроли по области.

История одной фотографии: фонарь на крыльце Вятского театра

А Любовь Ивановна была знакома с А. Н. давно, вместе служили, были дружны. И в осенние ночи, возвращаясь после спектакля домой, она слышала в стороне Октябрьской улицы неясный шум и в ужасе вскрикивала, беспокоясь за А. Н., который там в то время жил.

Любовь Ивановна великолепно играла Раневскую в «Вишнёвом саде» А. П. Чехова, постановка Николая Фирсова. Состав: Раневская – Л. И. Огинская, Гаев – Н. Г. Старцев. Это был восхитительный дуэт двух больших мастеров. Лопахин – Н. Фирсов, Аня – Пет­рова, Петя Трофимов – Сальников, Яша – Катуков, Варя – Мария Марусенко, Епиходов – К. Шесминцев».

Друзья, все эти воспоминания связаны с Вятский театром 1920-1930 годов. Снимки, которые я опубликовала в статье, все довольно известные, более редкий, пожалуй, первый и главный. Поэтому друзья, прошу вас поделиться воспоминаниями о городском деревянном театре и снимками, которых нет в статье. Жду ваших комментариев и старых-новых фотографий.

Ольга Костылева

Использованы материалы:herzenlib.ru

 

 

Нашли ошибку в статье?
Выделите текст и нажмите
Ctrl+Enter, чтобы рассказать нам
Adblock
detector