Моя история «чё»
Не знаю, как вас, а меня в детстве затретировали за «чёканье». «Чё» по-китайски — «ж.па» — лениво шутил мой московский дядя Коля — поэт, фронтовик и выпускник Литературного Института, когда меня на лето отправляли к нему на «дрессировку» по русскому языку.
Однажды, в деревне под Киржачем, что во Владимирской области, из-за своего «чё» я страдал целые каникулы. Кто-то из колхозников подслушал про «китайско-ж.пную» теорию «чё». От своих родителей ее подхватили и развили маленькие местные негодяи и на все лето я был перекрещен в «мао цзе-дуна». Это я то — мао цзе-дун?! Я, росший в советской Восточной Сибири сразу после событий на острове Даманский, когда русский и китаец были уже далеко не братья, когда иркутская милиция устала бороться с мелким иркутским хулиганьем, самозабвенно закидывавшим камнями каждый состав поезда Москва-Пекин, с таким-то историческим фоном я — китаец? Да, я был раздавлен. Дурачки, даже не знали, насколько ужасала меня, довольно начитанного иркутского второклассника, «китайская угроза» в исполнении карикатуристов журнала «Крокодил» и жестокие байки про китайских пограничников, выстроивших на льду реки Амур туалеты без задних стенок, повернутых в направлении моей Родины. Мне, живущему на переднем фланге борьбы с «китайским гегемонизмом», отказывали в исконном праве на мое исконно-сибирское «чё». И все из-за ничтожной дядиколиной поговорки. Естественно, к концу лета я мимикрировал, отъедался на молоке и меде, начинал по-туземному гхэкать и в принципе мог по-свойски «зарядить в рог» за «китайца», но как только наступала пора отбывать домой, покровительственная окраска слетала и над ландшафтами вновь раскатисто разносились победные «чё хотел» и «чё надо». Выстраданное «чё» вросло в меня и я, по-сибирски лишенный четких представлений о собственной народности, пронес его через годы и через расстояния, как спасительный признак самобытности. Я — сибиряк, «чё каво»! Через много лет, культурный шок настиг меня на Вятке, когда местный пивзавод самонадеянно водрузил мое «ЧЁ» на свои рекламные баннеры, а небесталанные деятели, ищущие ключ к вятскому «гению места», попутно брендировали шестикратным «чё-чё-чё» вообще всю российскую провинцию.
В Липецке, Томске, Орле и Вятке
Свои законы, свои порядки
Полчаса до грядки, и в кредит — «девятку»
Ну и Чё? Чё? Чё? Чё? Чё? Чё?
Потом наступила пора забайкальского «так-то да», потому что в кировском Театре на Спасской прекрасный Борис Павлович поставил одноименный DOC-спектакль. Пришлось смириться и уверить себя, что во всем виноват Столыпин, затеявший некогда великое всероссийское переселение бородатых, «чёкающих» и «тактодакающих» мужиков. Не в пульмановских вагонах приехавшие в Сибирь, они медленно растворялись среди местного населения и емкое, как монгольское «ура», «чё» тихонько дожидалось своего времени. И время, похоже, настало. Не все же нам Сибирью прирастать, чё? Но в пороховницах есть еще аутентичный порох. Не услышите вы в Серпухове сибирское — «паря браинький» или «утопил гачу в няше». А у вятчан есть еще неподражаемое «ну так что же». Про него можно диссертацию написать: «Ну так что же», как форма неопределенно — утвердительного вятского ответа на закрытый вопрос иногороднего.» Или «Что общего у «ну так что же» и иноземной прокрастинации вроде: «аста маньяна» и «акуна матата»?»
Игорь Болдырев, специально для Кirovnet